Усмешки в перемешку с упреками в сторону добросовестных девушек с невинными лицами дают нам еще больше осознать, что зима затянулась, а весна совершенно не желает наступать, может быть кто-то провинился перед небом, наступил на горло природе и она решила застыть в незыблемости в мокрых грязных слякотных осадках, чтобы мы поныли и начали наконец ценить данное...Но это вызывает лишь агрессию и обмывание своих недостатков водкой, вызывая еще более страшную серость и круговорот дерьма, сливая это все на то, что трава даже не зеленая, а деревья не думают цвести, хоть уже и апрель, точнее его середина. И слышен шепот между вроде закадычными подругами о том, как одна из них валится с ног и вообще, желала бы быть свиньей, жрать и дни напролет валяться на розовой перине. Вторая ее жадно перебивает, как будто всю жизнь не открывала рта, пытаясь донести идентичную мысль и выглядит это как отражение в зеркале. Обе довольны выливанием пустословия наружу. И снова моросит. И вот опять тусклое утро, унылые стены, желтые лица, безразличные взгляды. Строями входя в вагоны метро, где стоит могучий дух старости, болезней и пьяного деспотизма, люди потеют в мечтах о летнем отпуске, пляже, коктейлях и сладком разврате. Толпа толкаясь бежит в то место, которое триста раз проклинает на дню, утопает в мягком кресле и чувствует, как сахар лицемерия стекает по губам, душит и кричит об обязательствах. Считая минуты до окончания ежедневного мрака обратный бег в родное гнездо к тем, кто дают надежду. К тем, что слышат и обнимают. Проглатывая привычные продукты притания, томно ожидаем выходных. Суббота. Бар. Пьяные лица тех, с которыми ты пол жизни идешь рука об руку, иногда задевая их спину чрезмерным самолюбием. Обхватываешь плечо самого верного с зелеными глазами, выблекшими от бесконечной суеты, слезящимися от дыма, с волосами, в которые вот уже прокрадывается седина. Родный разворачивается и щадно вторит: устал...